Исторические, политические, культурные события, несомненно, влияют на жизнь людей, их духовно-нравственные взгляды, развитие. Судьба отдельного человека – зеркало, в котором отражается действительность конкретной эпохи с её героическими и трагическими страницами.
Великая Отечественная война вошла в жизнь каждой белорусской семьи. На фронте, в подполье, плену, фашистской неволе погибла треть населения нашей республики, поэтому 22 июня – скорбная дата для всех поколений белорусов. Очень мало, к сожалению, осталось участников тех страшных событий, но, к счастью, ещё живы «дети войны», которые хорошо помнят годы военного лихолетья и фашистскую оккупацию. И в этом мы убеждаемся всякий раз, встречаясь с бабушками и дедушками, познавшими ужасы тех трагических событий. Их свидетельства бесценны.

Недавно учащиеся нашего объединения по интересам «Живое слово» вместе с педагогом Н.И. Ковалёвой организовали поисковую экспедицию в а/г Боханы Хотимского района. Там мы встретились с М.А. Костюшкиной, 1929 г. р., уроженкой этой деревни.
Улыбчивая, доброжелательная Мария Александровна сразу же нас обаяла. Ребята буквально засыпали ее вопросами: видела ли вблизи немцев, что больше всего запомнилось из военного времени, какие награды у её мужа?..
На все наши вопросы бабушка охотно отвечала, рассказывая о военном детстве, отце-фронтовике, муже – участнике Великой Отечественной войны, детях.
– Мне было 12 лет, когда началась война. Успела окончить 4 класса. Отец ушёл на фронт, воевал с первого до последнего дня войны, освобождал Европу. Помню, что из Венгрии, Румынии и ещё откуда-то приходили к нам письма-треугольники. Мы радовались, что не четырёхугольные: живой, значит. Жили мы с мачехой: мама умерла до войны, когда мне не было и года, а сестре Евдокии исполнилось пять лет. Помню, как по пыльной дороге летом 41-го года отступали наши солдатики. Уставшие, многие были в бинтах, они несли за плечами винтовки, шли в сторону Брянщины, на Мглин, Сураж. В местной школе оставили тяжело раненых. Тех, кто через какое-то время умер, похоронили здесь же, на бугре, недалеко от школы. Было могил 7 или 8. Среди тех, кто умер от ран, был один военачальник, жена которого после войны приезжала в нашу деревню и благодарила дедушку Тихона Костюшкина, так как он сделал гроб для её мужа.
До войны в Боханах было 1 600 жителей, много молодёжи. Мужчины ушли на фронт в первые дни войны. 157 из них так и не вернулись в родную деревню: погибли, пропали без вести. До прихода немцев все трудоспособное население, в основном женщины, работали у леса: копали глубокие противотанковые рвы. Эти рвы и до сих пор не «зарубцевались». Действительно, это так, в чём мы могли убедиться, побывав на окраине леса. Противотанковый ров находится на окраине леса в д. Боханы. Его капали женщины, подростки, пожилые люди летом 1941 г. Глубина рва не менее 3 метров, ширина – 7-8. Такой противотанковый ров окаймляет лес со стороны реки Беседи прерывистой линией на расстоянии нескольких километров. С начала войны прошло почти 80 лет, внутри рва выросли деревья, но он по-прежнему глубок, как и раны, нанесенные войной.
Мария Александровна не переставала удивлять своей цепкой памятью. Например, она рассказывала о том, как прилетали немецкие самолёты и сбрасывали листовки. Там был текст на русском языке:
Девочки – беляночки,
Не ройте свои ямочки.
Приедут наши таночки-
Засыплют ваши ямочки!
– А вы держали в руках эти листовки? – спрашиваем у бабушки.
– Да ими было всё устлано! Мы поднимали эти листы и читали. Читала и я, – отвечает она. – А в середине августа появились и сами немцы. Радостные, шумные, весёлые, они ехали по шоссе на мотоциклах, машинах, кричали, что скоро Москву возьмут. Детям даже совали в руки шоколадки, гоготали. Мы немели от страха, а они показывали на нас пальцами.
На окраине деревни, у моста, через который идёт дорога на Хотимск, вскоре соорудили два деревянных дома. Не сами, конечно: срубы привезли по приказу из леса деревенские старики. В этих помещениях расположились часовые, круглосуточно охранявшие мост. Здесь был и немецкий штаб.
Наш дом находился неподалёку. Однажды прибежал немец и приказал нам, пяти девочкам, идти за ним. Мы испугались, заплакали, но разве убежишь от вооружённого фашиста? Привёл он нас в один из этих домов, а там целая гора кур лежит, штук 50! Грабили немцы местное население нещадно. Тут же стоит котёл с кипятком, в который немец то и дело опускал по очереди тушки убитых птиц и передавал нам, чтобы ощипывали. Конечно, мы под страхом наказания выполнили эту работу, а когда нас отпустили домой, то, несмотря на страшную усталость, помчались по улице во все лопатки…
Мария Александровна замолкает, вздыхает. Молчим и мы, стараясь представить себя на месте той 12-летней девочки, почти нашей ровесницы. Жутко и страшно.
– Трудно было во время немецкой оккупации. И каратели Бишлера приходили, в деревне были несколько дней. В одном доме, где жила семья Сотниковых, подвергали жестоким пыткам жителей соседнего села Енополье. Молодёжь пряталась от них, а кого находили, забирали в обоз с собой. Бишлеровцев все очень боялись, потому что эти каратели были как лютые звери. В деревне Горне расстреляли мирных жителей из других деревень.
Бесчинствовали и полицаи. В окрестных лесах действовали партизаны, и полицаи заставляли девушек ночью ходить в дозор к лесу: не идут ли оттуда партизаны?
На принудительные работы в Германию угоняли молодёжь. Было два набора. В первый попали те, кому было за 18, а во второй забирали уже и шестнадцатилетних. 36 человек из нашей деревни отправили в немецкую неволю! К сожалению, после войны к этим бывшим репатриантам долгое время относились несправедливо, как к людям «второго сорта».
Перед самым отступлением немцев почти всё население Боханов спряталось в лесу. Я тоже там была. Помню, как некоторые ребята забирались на самые высокие деревья и оттуда сообщали, какая улица горит. Немцы при отступлении поджигали дома и сожгли наш Михайловский храм (в него попала фугасная мина). Мост взорвали, штабные здания разобрали на настил для переправы.
Как только немцы ушли, мы возвратились из леса. По всей деревне раздавался плач – на месте многих домов остались пепелища. 78 (до войны было 326) жилых домов было сожжено немцами. Сгорел и наш дом, а мы поселились в уцелевшей избе дедушки Максима. В тесноте, зато под крышей.
Помню, как вскоре, на Воздвиженье (в конце сентября 1943 года), в село пришли наши. Сколько было радости! По шоссе ехала полуторка с красноармейцами, человек восемь. Отступая, немцы заминировали дороги, о чём этих солдат предупредил дедушка, наш сосед, по фамилии Яненко. Но бойцы очень торопились – сели в машину, но едва отъехали немного, как прогремел страшный взрыв…
Похоронили их тут же, на краю деревни, с левой стороны шоссе в направлении Енополья. До начала 50-х годов там было два могильных холмика. Помню, надпись была Попкович… На каждую Радоницу, весной, могилки застилала белыми домоткаными скатертями Зинаида Коржукова (её в деревне звали Зенушкой). Жила она неподалёку, ухаживала вместе с дочерью Ниной за могилками. Муж её и 18-летний сын Алексей погибли на фронте, и для неё эти могилки были, как родные.
В начале 50-х годов, точнее не помню когда, останки воинов из этих могил и тех, в которых были похоронены бойцы, умершие от ран, перевезли в Хотимск, в Братскую могилу. Сейчас места бывших захоронений поросли травой, сровнялись с землёй. В первые дни после освобождения на немецких минах подорвались двое подростков. Вите Коржукову было лет 12, имени другого мальчика, к сожалению, не помню. Жалко было ребят!
А наши деревенские хлопцы подросли за войну и ушли на фронт в 43-ем, вместе с наступавшей Красной Армией. Многие из них так и не вернулись, погибли у реки Прони. Вечная им память! Обелиск с именами всех погибших воинов-земляков стоит в центре деревни, в сквере возле сельского дома культуры. А сколько таких обелисков по всей Беларуси!
Да, действительно, сколько? Тысячи! Сколько осталось вдов, сирот, сколько невест не дождались своих суженых и остались одинокими на всю жизнь! А сколько детей могло бы родиться у этих солдат!..
Вздохнув, Мария Александровна продолжает свою исповедь: «Мой будущий муж, Яков Костюшкин, 1922 года рождения, уроженец Боханов, до войны учился в Минске. Когда грянула война, они с ребятами-земляками в течение недели добирались до дома. Отсюда в конце июня сразу же ушли на фронт.
Яков Тихонович прошёл всю войну, участвовал в страшных, кровопролитных боях подо Ржевом, о чём часто с болью в сердце вспоминал до самой смерти. Войну закончил в Кёнигсберге, но ещё дослуживал в армии до 47 года. На фронте был связистом. Пришёл с Орденами Красной Звезды и Отечественной войны. После учился в Харьковском танковом училище на шофёра, потом до 50-ого года был на Сахалине. В этом же году я и вышла за него замуж. Умер Яков Тихонович 20 лет назад. Родили и воспитали мы с ним шестерых детей, четверо из которых (2 дочери и 2 сына) живут в Минске, один в г. Костюковичи, ещё один умер. Дети у меня и внуки хорошие, достойные люди, умные, работящие, творческие. Заботятся обо мне, часто навещают. И я их тоже очень люблю. Сейчас бы жить да жить! Но старость не радость. Мне уже 90 лет, хотя по паспорту ещё 89: документы во время войны сгорели, восстанавливали со слов взрослых. Слава Богу, на своих ногах, за огородом ещё смотрю, кое-какое хозяйство есть…»
Мы с восхищением смотрели на Марию Александровну и благодарили её. Казалось, что сейчас, слушая её рассказ, мы словно побывали в том суровом времени, откуда родом её детство. Как же оно не похоже на детство сегодняшних ребят! Как счастливы мы, не видевшие войны! И за это мы должны быть благодарны всем, кто сражался за наше мирное небо в годы Великой Отечественной войны! Благодарны павшим и выжившим героям. И наша память о них – это залог бессмертия победителей.
Мы побывали на местах бывших воинских захоронений, на месте сожжённого храма, у обелиска погибшим жителям деревни Боханы.
Делясь впечатлениями о нашей экспедиции, пришли к выводу, что жизнь одного человека может стать яркой иллюстрацией целой исторической эпохи. Рассказ Марии Александровны, простой деревенской женщины, стал живой книгой, из которой мы столько узнали о войне! А если собрать воспоминания всех детей войны, то какая же книга получится!
Анастасия Прошкина,
учащаяся объединения
по интересам «Живое слово»
РЦТДиМ